Электрические киты [litres] - Александр Касаверде

– Лимита по деньгам нет? – спросил я.

– Да это наша шутка, он, конечно, есть, просто их правда сейчас так много, что я не знаю, что нужно купить, чтобы хоть как-то существенно уменьшить их количество… точнее, я не могу придумать такого, что было бы нужно и на что могло бы не хватить.

– И самолет?

– И самолет.

– И в космос с Илоном Маском?

– И в космос, наверное; не узнавал, что там почем, но, думаю, возможно. И тут как в сказке, – продолжил Рупа. – Только я понял, что приобрел какую-то суперсилу, что у меня возможности, все и похерилось! Ты не подумай, всей этой пошлости – «порше», дорогие часы, яхты – мне не нужно. Внешне моя жизнь мало изменилась с деньгами, но изменилось ощущение. Что теперь я все это могу. Главное, я почувствовал, что мир будто из тектонических плит состоит и я могу их двигать. Вот чем я упивался.

– А дом, спортбайки и вот это вот все? – спросил я.

– Ну, это тоже, но я тебе не о том. Все это побрякушки. Они ничего не стоят. Силу дает тебе только потенциал, что ты это можешь. И все. Не знаю, сколько я прожил в этом состоянии, но, скажу тебе, чертовски мало… Мы ужинали с Леей в ресторане. Пили вино за сколько-то тысяч евро, а уже через час я лежал без сознания у себя на лестнице. Меня доставили в клинику. А наутро сказали, что я умираю. Вот так просто. – Рупа опустил голову. И долго и сосредоточенно смотрел в свою чашечку с пуэром. – Врачи мне сразу сказали, что продлить мою жизнь смогут, а спасти нет. Костя моим донором стал тогда. Мы с ним так и познакомились. Но потом опять рецидив. И снова больница. И я просто лежал, напичканный лекарствами. Безвольный. И слушал, что мне говорят: ждать, надеяться. Новые лекарства появляются каждый день. И тогда я понял, что, даже если я умираю, у меня все равно есть выбор. Хотя бы выбор, как воспринимать происходящее, выбор в том, что я могу сейчас сделать. И тогда я решил бороться сам. Просто внутри что-то переключилось. Я поверил, что на какое-то время уж точно вылезу. Просто поверил… как в историях про излечившихся, один в один. И как раз тогда мой сосед по палате рассказал мне про ламу. Говорит, что чудеса творит, и все такое. И я просто проснулся утром, вышел из стационара, сел на мотоцикл и поехал к нему. Там медитация проходила. Знаешь какая?

– Какая? – говорю.

– Тибетская практика умирания, та самая, которую ты прервал. Я захожу. А лама через переводчика своего говорит: «Мы все тебя ждем, не начинаем». То есть как будто знал, что я должен к нему приехать. И вот во время практики у меня странное видение. Как будто из прошлой жизни. Стою я в поле в рыцарском одеянии. Только вместо лошади рядом мотоцикл. И дорога. И я понимаю, что дорога начинается, от моего рождения и ведет к смерти. И я сажусь на этот мотоцикл и разгоняю его до предела. Только как бы я быстро ни ехал, финальная точка, пункт назначения, не приближается. И понимаю, что путь от рождения до смерти измеряется не расстоянием или временем. А восприятием. И я ламе рассказываю про свое видение. И он говорит: езжай. Куда – спрашиваю. Говорит: на остров. Я говорю: не знаю ничего ни про какой остров. А он отвечает: ничего, скоро узнаешь. Я-то вначале подумал, что это метафора какая. А по дороге домой мне Костя звонит. И рассказывает эту байку. Про мифический остров, на котором проходят соревнования. И говорит, что это не просто гонки, это рыцарский турнир. И говорят, там разные штуки странные происходят. Что победивший в турнире может исполнить свое желание и мечту.

– И ты в это веришь?

– Я верю, – сказал Рупа. – А ты?

– И я верю, – сказал я.

– Значит, мы похожи, – сказал он.

И мы обнялись. И я снова заплакал. Потому что нашел друга и не хотел его терять.

Мы допили уже третий чайник пуэра. Глаза у меня округлились. Мышцы наполнились силой. Казалось, что я превратился в зверя, который может хоть сейчас запрыгнуть на дерево. Взобраться по стволу, как пантера. И не только могу, но и хочется это сделать.

– А теперь давай оторвемся, – сказал Рупа. – Вдруг завтра не настанет никогда.

И мы вышли из шатра и прыгнули в ухающую в первобытном ритме толпу. И я будто решил отпустить все, что меня держало. И запрыгал, как древнее существо. Воздевая руки к полной луне. И выл волком. И кружил Лану. И везде вокруг нас все были такими же сумасшедшими. У каждого из глаз светилась полная луна, отражающая свет этой ночи. Я подпрыгивал все выше. И вертелся дервишем. И время то ускорялось, то замедлялось, будто игрушка. Будто юла, которую ты крутишь, и она тебе подчиняется. Только ты сам эта юла, ты внутри ее. И вдруг меня обнял какой-то такой же счастливый человек. И мы с ним прыгали уже вместе. Это был тот самый японец с парома. В кожаном мотоциклетном комбинезоне. Лет двадцати пяти. Со взъерошенными черными волосами. И он обнял меня и закричал на ухо:

– Ты тоже это чувствуешь?

– Да, – крикнул я, но не понял, что именно он имеет в виду.

– Ты чувствуешь, что луна сожрала время?

И правда, японец был прав. И мои мысли были об этом же.

– Этой ночью мы живем вечность, – кричал человек. – Ты понимаешь? Ве-е-ечно-о-ость. – И смеется, и глаза у него черные, а зрачки как у кота, и мы танцевали…

Я уже переставал чувствовать руки и ноги. И мы все были одним воздухом. Который вдыхала и выдыхала ночь.

А потом брели по острову домой.

– Теперь ты воин, Леннон, – сказал Рупа. – И вправе просить у вселенной то, что захочешь!

– Я воин, – сказал я про себя. – И я вправе просить то, что хочу.

– Только про круг не забудь!

– Ага, – сказал я.

И помню, мы идем к нашим мотоциклам. И вверху звезды. И то ли напиток действовал, то ли влюбленность, то ли адреналин от ночных танцев, но мне казалось, что звездная россыпь у нас не над головой, а под ногами. И идем мы по земле, которая как прозрачный лед, и там, подо льдом, глубина и звездное